Если бы меня спросили, какой он, Константин Меладзе, я сказала бы, что по степени концентрации на творчестве он напоминает главного героя сериала «Оттепель». В своем многолетнем знакомстве с Меладзе я не продвинулась ни на шаг в его «изучении». Аутичный, интеллигентный, умный, практически не пропускающий внешний мир, он, кажется, не нуждается в большинстве атрибутов, которые мы называем радостями жизни.

Прочитав его немногочисленные интервью, вы с удивлением обнаружите, что понятно только каждое его слово в отдельности. Вместе они как-будто ничего и не означают. И не потому, что ему нечего сказать. Просто он не слишком хочет говорить.

«МНЕ НЕИНТЕРЕСНО, ЧЕМ ЖИВЕТ НАША БУРЖУАЗИЯ»

– Костя, новостные ленты полны сейчас политическими новостями: Путин, Майдан, Ходорковский, ЕС, Таможенный союз и прочее. Вас интересуют такие новости?

– Я живу подолгу и в Украине, и в России, поэтому, естественно, меня беспокоит и задевает все, что здесь происходит. Иное дело, что я не люблю говорить о политике публично. Скажу так: нормальный человек склонен жалеть людей обиженных и пострадавших. Независимо от политических взглядов, от того, в каком лагере находится человек, у меня инстинктивное сострадание к тем, кто в данный момент слабее.

– В каком-то эфире я уже говорила, что наша постсоветская буржуазия, поселившись за четырехметровыми заборами, создала себе иллюзию отдельного мира, как в романах Пелевина. Однако невозможно создать отдельный мир в стране, где элиту съедает страх и она ставит возле своих особняков вышки с охранниками.

– Я не общаюсь с людьми, живущими за этими заборами. Так складывается моя жизнь. И я даже не задумываюсь, почему так происходит. Мне кажется, человек живет так, как он хочет. По-моему, жизнь, в которой деньги – самоцель и культ, в которой меряются тем, чей особняк круче и чей охранник выше, ущербна и малоинтересна. Зрелые же люди понимают, что есть другая жизнь, духовная, если хотите.

– Сериал «Оттепель» – большой успех. И Валерия Тодоровского как режиссера, и ваш как композитора. Практически все рецензенты отметили блестящую работу Меладзе. Вам близок главный герой?

– Вот вы меня спросили об этих людях, о заборах, об элите, и я что-то мямлил, потому что мне реально нечего сказать о так называемой буржуазии. Я не знаю, чем эти люди живут, не понимаю их. Более того, они мне неинтересны.

А вот вопрос о Тодоровском и «Оттепели», безусловно, ко мне. Я с Валерием делаю уже второй фильм подряд, это редкий случай. В «Оттепель» я как один из «стиляг» перешел, а группа была совершенно другая. Основа успеха фильмов Тодоровского – дух, который царит на площадке.

И вот эти люди мне гораздо ближе, чем те, за заборами. Я понимаю, что движет творческими людьми. Могу сказать на своем примере: для меня нет ничего важнее, чем в данный момент сделать какую-то песню, чтобы из этой песни вышло что-то путное, то, что я хочу. Даже если я буду болен, я все равно приползу в студию и буду работать. Вот то же самое и у актеров, режиссеров – это люди, способные ради своей профессии на все. Совершенно алогичный такой слой населения – они непонятны многим, но они понятны друг другу.

«НЫНЕШНЕЕ ВРЕМЯ НЕПРОСТО МИФОЛОГИЗИРОВАТЬ»

– А, как вы считаете, нет ли некоторой ущербности в том, что взрослые люди не сильно понимают, что делать со своей жизнью, когда их лишают, например, съемочной площадки, или студии, или еще чего-то?

– Нет! Я убежден в том, что, если у человека нечего забрать, если у него нет основной линии в жизни, ради которой он родился, жил и живет, – как раз такой человек, безусловно, ущербный.

– Лучшие российские фильмы последнего времени – о героях прошлых лет. Почему никто не хочет или не может снять кино о современном герое?

– Это проблема. Возможно, просто не сформулирован основной тезис – какой он, современный герой. Хотя я убежден, о сегодняшнем времени кино снять можно. Проблем огромное количество, и снимать есть о чем. Но для кино нужна тема, которую можно мифологизировать.

– То есть наше время не поддается мифологизации?

– Его мифологизировать бесполезно, потому что все знают, из чего оно состоит.

– Пелевин говорит, что из говна и тумана.

– Весьма сложно мифологизировать настолько дерьмовое время. Причем дерьмовое повсеместно. Фильмов о нынешнем времени никто не снимает и снимать не хочет. Или из-за страха, или просто потому, что реально снимать не о чем.

Вот сейчас, например, у нас Майдан. Как бы к нему ни относились, но уже появились люди, которые хотят снимать о нем фильм. Потому что, пока фильм снимется, это событие обрастет такими мифами и художественными подробностями, что станет реальным движком для творческого акта.

– Костя, вы творец и композитор голливудского формата. Вам нужна просто лаборатория – и все. В Украине (да и в России, по большому счету) музыкальный рынок за эти годы так и не появился. Почему вы здесь остаетесь все эти годы? Предположим, вы конструктор машин, тогда вам лучше работать на предприятии Ford Motor, а не на «АвтоВАЗе».

– Скажу искренне, я совершенно хладнокровен и безразличен как к критике, так и к похвалам. У меня иммунитет и глубокое неверие как в одно, так и в другое. Потому что критика творчества – это субъективная штука. Критиковать то, что я делаю, все равно что критиковать мои нос, уши или мою майку. Я пишу так, как могу.

– Пишете вы прекрасно. Я спрашиваю, почему вы не захотели попасть в среду, где больше ресурса и выше конкуренция? Это же активизирует усилия, наполняет энергией.

– Я человек своеобразный: мало путешествую, не владею никаким языком, кроме русского. И по большому счету, той гигантской территории, которую мы называем русскоязычным миром, мне вполне хватает. Может быть, я недостаточно амбициозен.

Кстати, мне не очень нравится современная американская поп-музыка. Я не считаю ее глубже и содержательнее, чем то, что делается в нашей стране. Я имею в виду в России, иногда в Украине. Я стараюсь работать в резонансных проектах с интересными и серьезными людьми. Поэтому, даже работая на «АвтоВАЗе», я стараюсь работать в проектах, вызывающих резонанс у миллионов людей.

– Обиделись?

– Нет, наоборот. Вы меня всегда стимулируете к размышлениям на темы, на которые я раньше не думал. Просто поймите, мне реально интересно работать здесь. Я не имею в виду конкретно Украину и Киев, а все постсоветское пространство.

«ПРОДЮСЕРСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ – ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНАЯ ДЛЯ МЕНЯ»

– Мне интересно представить ваш день. Понятно, полдня вы сидите в студии…

– …могу рассказать. Я работаю в студии обычно часов до двух-трех. У меня есть здесь студия, где я записываюсь, и есть небольшая студия на четвертом этаже, где я пишу музыку. Еще у меня есть студии в Москве и в Крыму. Там я тоже бываю время от времени. И вот полдня, в силу того что я жаворонок, я занимаюсь творческой работой: на свежую голову пишу музыку или тексты. Вторую половину дня я посвящаю административно-хозяйственной работе. То есть занимаюсь околомузыкальными проблемами: езжу на репетиции, на съемки, выплачиваю зарплаты, договариваюсь о съемках.

– А вам нравится продюсерская деятельность?

– Испробовав много разных профессий, я четко понял, что эта работа для меня – единственно возможная и приемлемая. В отличие от моего брата, которому удается все, чем бы он ни занимался, мне удается только эта работа. Другое дело, что я занимаюсь очень разным продюсированием – от музыкальных телепроектов до гёрлз-бендов, отдельных исполнителей и так далее.

– Чужую музыку слушаете? Я все пытаюсь понять, что вы делаете, когда не работаете.

– (После паузы.) Когда я не работаю… я не знаю, что я делаю. У меня в голове происходит беспрерывный рабочий процесс, как в мультике о льве Бонифации. Вот первый раз в этом году я съездил на десять дней в полноценный отпуск – был в Италии, Франции и так далее.

– Понравилось?

– Очень. Но, приехав из отпуска, работаю практически без выходных. Потому что у меня ощущение, что я должен вот эти десять дней наверстать.

– А вы влюбляетесь в людей?

– Не то чтобы я влюблялся в людей – я способен ими искренне и глубоко восхищаться. Это более логичное и прагматичное чувство, нежели любовь. И мне хочется с ними хоть что-нибудь сделать. Например, если Тодоровский захочет делать какой-то мюзикл – даже «Три поросенка», – мне будет реально интересно. А с каким-то непонятным человеком я не стал бы делать даже «Анну Каренину» – за любые, самые сумасшедшие деньги.

– Аудитория за последние годы очень изменилась. Прежде всего из-за Интернета – социальные сети стремительно аутизируют общество. Чтобы сегодня пережить роман, необязательно выходить из своей комнаты. Чтобы с кем-то подружиться или поругаться насмерть, тоже необязательно выходить из Сети. Это, конечно же, существенно меняет аудиторию. Для вас важно, для кого вы пишете?

– Помимо одноразовых проектов в кино и музыке у меня четыре действующих коллектива. Весьма интересных. Они работают на массовую аудиторию. Безусловно, все изменения во вкусах слушателей я учитываю. Это сказывается на статусе артистов, соответственно – на компании, на их кармане, на моем. И соответственно – на наших взаимоотношениях. В силу того что я очень дорожу своими артистами, хочу, чтобы они были на первых местах, необходимо понимать, что потребление того продукта, который я делаю, по сути не поменялось. Оно поменялось по форме. Сейчас люди смотрят и слушают продукцию, которую я делаю, не по телевизору, (показывает на iPhone), а с помощью гаджетов.

Безусловно, с каждым годом мне работать все тяжелее. Я не становлюсь моложе, а потребитель продукции становится моложе, все более непохожим на меня. Становится, как мне кажется, все более легкомысленным и поверхностным. Я каждый год говорю эту фразу, и каждый год она все актуальней. Если раньше музыка была духовной пищей, ну, если не первым блюдом, то хотя бы компотом, то сейчас она даже не десерт, а жвачка.

«Я РОССИЙСКИЙ ПРОДЮСЕР, И ЭТО ФАКТ»

– Костя, в одном из интервью вы говорили о том, что музыку «Океана Эльзы», «ВВ» и аналогичных коллективов, строго говоря , нельзя назвать роком, потому что рок – это отсутствие гламура, протестная суть, а вот БГ, «Алиса», Гарик Сукачев – это, дескать, рок. Но чем отличается очень медийный Гребенщиков от Вакарчука? Как по мне, Слава меньше злоупотребляет «тантрическими банальностями», и это лучше. В чем протестность? Мне кажется, русский рок – это такая выдумка-превыдумка…

– То интервью, наверное, было давненько?

– Полтора или два года назад.

– Сейчас стили сильно перемешаны, поэтому сказать, что такое рок и что такое поп в исполнении наших музыкантов, сложно. Просто принято полагать, что в роке больше гитар, а в поп-музыке больше синтезаторов. А что касается мировоззрений, уже нет никакой разницы…

– И не было… Ну понятно, немало музыкантов умерли молодыми от наркотиков – не только Джим Моррисон, но и Элвис Пресли. Просто время было такое, но мы же не будем называть Элвиса рокером…

– И в наше время есть такие люди, например Эми Уайнхаус. Они по сути были рокерами, они не думали о деньгах. Они даже о музыке не думали. Это люди, которые делают музыку потому, что это их инструмент общения с миром. Они разговаривают этой музыкой, она у них выделяется, как слюна. Для них музыка – самодостаточная величина.

– Что касается ваших подопечных, талант – это же не хорошие вокальные данные, это что-то другое. Вы, наверное, сразу чувствуете, что человек талантливый, в нем что-то есть. Вот я точно так же, еще не прочитав текст, уже по первой фразе понимаю, что человек талантлив.

– (Оживляется.) У меня точно такая же система распознавания талантов! Когда я сижу на кастинге, ко мне заходят какие-то люди, танцуют, поют – часто можно просто свихнуться от скуки. И вдруг заходит человек, который просто делает первый шаг – не поет, не говорит, ничего. Но от него исходят какие-то удивительные, не исследованные пока мною флюиды. И мои усталость, уныние и скепсис мгновенно проходит. Талант – это, безусловно, энергия и яркость личности.

– Ну хорошо, двадцать лет назад огурцы и помидоры имели запах. Сегодня, в какую бы часть мира мы ни приехали, мы покупаем в магазине пластмассовое говно. Если использовать эту аналогию, история артистов ХХ века – от Марлен Дитрих и Утесова – это история людей, о которых есть что рассказать, их биографии источают аромат времени и событий. Но что можно будет рассказать о Вере Брежневой или Ване Урганте?

– Вы знаете, можно будет. Вот поверьте, пройдет десять-пятнадцать лет – и будут рассказывать об этих людях и найдется, с кем сравнивать, чем восхищаться. Не только большое видится на расстоянии, на расстоянии вообще все видится лучше. Не можем мы поверить, что в одно время с нами живут гениальные люди. А они есть.

– У вас сейчас несколько проектов на телевидении. Вам правда это интересно?

– Это сугубо эгоистичное желание. Мне хочется, чтобы музыки в телевизоре было как можно больше.

– Костя, почему в Украине так плохо с музыкальным продюсерингом? Люди, называющие себя продюсерами, по сути концертные директора.

– Это в Украине. Российский шоу-бизнес по мощности и обороту денег ненамного уступает западноевропейскому. А я фактически российский продюсер. Вы меня извините, но это факт. Просто я работаю на экспорт, здесь у меня продакшен.

– В Украине нет денег для этого или человеческого ресурса?

– В Украине есть продюсеры. Просто такого, как я, нет. Людей, формирующих музыку, финансы, пиар в одном флаконе, и в России-то человека три. Фадеев, Матвиенко… Это уходящая натура. Их много и не будет, потому что это гигантский круг обязанностей, гигантское количество навыков, их слишком до хрена. Наверное, это нецивилизованно и несовременно все замыкать на себе, нехорошо и неправильно. Продюсер объединяет все ветви, заводит их на себя, руководит. Это по большому счету менеджмент.

А украинский бизнес, я считаю, регрессирует. Он становится все менее доходным и более скучным, однообразным и бессмысленным.

– Почему?

– С общим экономическим упадком в стране упадок происходит и в этом виде искусства. Он особенно зависим от экономической ситуации, потому что количество концертов зависит от того, есть ли у зрителя деньги. Есть спрос – снимаются хорошие клипы, появляются новые исполнители, а нет спроса – ничего не появляется.

«Женщина дает ощущение того, что твоя жизнь не бессмысленна»

– Хочу задать несколько личных вопросов. А можно работать, если выпил? Некоторые работают легко.

– Нет. Стоит мне выпить полбокала пива, и я понимаю, что в таком состоянии работать не могу. Это индивидуальный труд, нельзя замыливать мозг. По крайней мене, у меня не получается.

– В вашей жизни было, есть и будет определенное количество женщин. Дали они то, чего вы ожидали от них в юности?

– Мне кажется, женщины дали мне гораздо больше, чем я от них ожидал. Женщина дает ощущение того, что твоя жизнь не бессмысленна. Это похоже на легкий наркотик: ты влюбляешься – и на некоторое время становишься не совсем адекватным человеком.

Музыка и любовь – вещи абсолютно неразделимые. Свои лучшие песни я написал, когда меня это чувство переполняло и зашкаливало.

– Есть ли люди, с которыми вы любите общаться?

– Безусловно. Их достаточное количество, их несколько.

– Характерное для вас уточнение: их много – несколько.

– Этот круг неизменен. Это Валера, родители, любимая женщина… Это мой друг.

– А кто ваш друг? Музыкант?

– Он не имеет ни малейшего отношения к музыке, и в этом его прелесть. Я с ним дружу уже 19 лет. Мы разговариваем на совершенно разные темы.

– Есть какой-то поступок, который вы не совершили, и жалеете об этом?

– Есть поступки, которые я совершил, и жалею. Очень.

– Какое свойство юности вы хотели бы вернуть?

– Оптимизм и отсутствие мудрости – прекрасное чувство.

– Оно лишает страха, конечно.

– Абсолютно самонадеян, невероятно тщеславен и у тебя ощущение, что ты можешь добиться всего, у тебя все впереди и времени хватит на все. Увы, сейчас я так не думаю.

– Без какого элемента комфорта вы не можете обойтись?

– Мне необходимо место, где я могу побыть один.

– Тема номера, в котором выйдет ваше интервью, – мужской мир. Это придуманное понятие, с вашей точки зрения: Джеймс Бонд, война, женщины, запах костра? Или существует некий мир, который вы для себя условно назвали мужским, в котором нет места женщинам?

– Существует мир, в котором нет места женщинам, и наоборот. Я в этом убежден. У мужчины должно быть время, когда он находится без женщин, это совершенно точно. У мужчин есть какие-то темы для разговора, какие-то занятия, которые совершенно неинтересны женщинам.

– Что это за темы?

– Да куча разных тем. И спорт, и политика, и какие-то свои, совсем мужские программы по телевидению, которые ты можешь смотреть только в компании мужчин. Машины, разговоры о машинах, о женщинах в том числе.

– А о чем вы говорите с женщинами?

– С женщинами можно говорить о семье, о будущем, о детях, о моде, музыке, шоу-бизнесе. Сплетничать на любую тему. Интересно, как они смотрят на мир, как они оценивают того или иного человека. Чаще всего они оценивают его не так, как ты.

http://www.pl.com.ua/